Путь к неописуемому, ускользающему — один из ключевых мотивов Оли Кройтор. Ее работы приглашают в сновидческое путешествие. Словно дорога, вымощенная желтым кирпичом, они позволяют выйти за пределы «Канзаса» привычного, увидеть цвет из иных миров. Так в классической экранизации «Волшебника страны Оз» (1939) монохром обыденности сменялся сочным техниколором сказочного государства.

Кинематографичность работ Кройтор подчеркивается тем, что они требуют, жаждут движения — как дух и нутро придорожных закусочных. Это эстетика движения на паузе, сна между длинными забегами — по стране, по мечтам, по потаенным страхам. Сама дорога — как шоссе в никуда Линча — остается в реальности зрителя: работы Оли левитируют над этим вечным бегом, как фантомы, окутывающие и подменяющие реальность. Что если все изменилось? Что если мы не успели этого заметить?

Подобным наложением реальностей часто промышляет Дэвид Линч, использующий мифы и фантазмы телевидения («Твин Пикс») или голливудской сказки («Малхолланд драйв»). С Кройтор их роднит не столько сновидческая манера, сколько допущение, что сны видят не только люди, но медиа, здания, титанические лавкрафтианские чудовища, для которых человечество всего лишь продукт сладкой космической дремы.

Ускользающую реальность подчеркивает точность конструкций: тяжелые левитирующие массивы. Летающие конструктивистские здания, собранные из диснеевских комиксов, — это нарушение полярности: «верх/низ», «мы/они», «тогда/сейчас». Слипание русского авангарда как образа «русской диковинки» и «всеобщего», универсального» бренда Диснея показывает стремление Оли нащупать, где мы находимся в координатах между пионерами XX века и современностью. Осколки масскульта становятся орнаментом, образуя массив из того, что отрывочно по своей природе. Это попытка найти в краткосрочности и конвейерность длительность и жизнь: не выстраиванием нарратива, а за счет постоянного ускользания, которое и дает пространство для воображения зрителя.

Так, бесконечные «песчинки» мультяшных лиц мельтешат, суетятся, а на дистанции оказываются лишь цветом, зажатым в пространстве. Зрителю едва ли удастся установить контакт со знакомыми антропоморфными персонажами. Точкой притяжения взгляда оказывается фон, за которым будто и скрывается что-то, с чем невозможно соотнестись. Но контакт с ним нас манит. Может быть там — «поврежденное ядро чего-то, находящегося за пределами моего понимания», о котором писал Лавкрафт?

Эта захватывающая пустота, словно разумный Океан с планеты Солярис, и есть ускользающий Другой, которого не получается описать и зафиксировать понятным способом. Его присутствие можно лишь уловить — так чувствует вибрации и незримые законы Зоны Сталкер у Стругацких и Тарковского. Зритель оказывается в ситуации, когда встреча возможна, если только отказаться от привычки вычленять фигуры из фона. Эта территория неделима, но она способна, как Комната желаний, если не исполнить заветное, то послать смотрящему индивидуально закодированный образ.

Даша Демехина, Леша Филиппов